Собравшиеся в конце прошлой недели в Риме министры финансов и главы центробанков стран «большой семерки» дружно выступили против протекционизма. «Все страны должны сохранять приверженность свободной торговле и инвестиционной политике, которые необходимы для экономического роста и процветания», – заявил министр финансов США Тимоти Гайтнер.

Но это – всего лишь слова. На деле же в Великобритании предлагают давать деньги в долг только соотечественникам, во Франции – покупать товары только у соотечественников, в США требуют брать на работу только соотечественников. Еще пару месяцев назад в глобальном и прозрачном мире это казалось бы невозможным, но

сегодня, с ростом безработицы, начавшемся осенью, протекционизм словно восстал из мертвых. Кажется естественным, когда дела идут плохо, закрыться в собственной общине: я защищаю мне подобных, которые, в свою очередь, защищают меня.
А там посмотрим.

Аргумент, что протекционизм менее эффективен, чем свободный обмен, очевиден. Английский банк в обмен на госпомощь для спасения от ипотечного кризиса дает деньги в долг компаниям, которым имеет смысл открывать кредит, но только при условии, что они тоже английские. В нормальных условиях главное – чтобы выдача кредита имела смысл, а уж английская она или индийская, неважно. Если выгодные индийские компании многочисленнее, чем английские, то банк неправильно использует деньги, как принадлежащие акционерам, так и полученные от государства в виде помощи. Французский производитель автомобилей, который в обмен на госпомощь обязуется покупать только отечественные запчасти, будет выпускать плохие автомобили, если до сих пор он использовал иностранные комплектующие из-за их лучшего качества.

Если американская компания, делающая программное обеспечение, начнет принимать на работу только местных инженеров, хотя корейские, русские или индийские лучше, то качество ее программ снизится.
Однако в мире происходят не только рациональные, но и «иррациональные», по крайней мере, на первый взгляд, вещи. Почему протекционизм распространяется с огромной скоростью, не будучи примером «рационального» поведения? Предположим, что Италия с олимпийским спокойствием откажется от «патриотизма» в производстве автомобилей, а Франция его примет. Возможно, Италия будет производить автомобили лучшего качества, но у французских производителей комплектующих окажется два клиента, «обязательные» французские компании и потенциальные итальянские покупатели. У итальянских же производителей комплектующих клиентов станет меньше, потому что французам запрещено будет к ним обращаться. По окончании кризиса французские производители окажутся в более прочном и выгодном положении. Следовательно,

если французы выбирают протекционизм, то итальянцы проигрывают. В эту ловушку попадаются и те, кто на словах – за свободный рынок. Он не сторонник протекционизма, но не уверен, что остальные поведут себя так же.
Но рассчитывать на то, что все будут вести себя одинаково благоразумно, трудно: ведь достаточно, чтобы кто-то один решил повести себя иначе, и дела пойдут плохо. Что же делать? Первый вариант: не прибегать к протекционизму, пока не станет очевидно, что остальные пошли этой дорогой. Второй вариант: для начала пригрозить введением протекционистских мер и посмотреть, как отреагируют остальные. Второй вариант предпочтительнее, потому что напуганный электорат отнесется к таким угрозам благосклонно, что, в свою очередь, поспособствует выбору протекционистской политики. Так и получился протекционистский «климат», когда все вдруг заговорили о защите собственных рынков и производителей, хотя на практике пока еще ничего не сделано.

Протекционизм распространяется, несмотря на свою меньшую эффективность, потому что все боятся, что соседи сыграют на опережение, а, в конце концов, защищать соотечественников всегда предпочтительнее. Но правда ли их можно защитить возведением барьеров?
Возьмем для примера американскую идею использовать только сталь домашнего производства для строительства новых мостов и других объектов инфраструктуры, предусмотренных планом спасения экономики Обамы. Американская сталелитейная промышленность вроде бы оказывается в привилегированном положении, но если бразильцы, экпортирующие сталь в США, решат отомстить и на закрытие границ ответят сокращением импорта из США, то американские отрасли, ориентированные на экспорт, пострадают. Так что при ближайшем рассмотрении выясняется, что протекционизм, и без того малоэффективный с экономической точки зрения, может не сработать в политическом и «патриотическом» плане. На самом деле он помогает только сильным лоббистским группировкам.

Протекционизм проявляется в кризисные времена, когда политики хотят показать избирателям, что не сидят сложа руки. Может ли это явление выйти из-под контроля, как это уже происходило в 30-е годы? Опасность существует, тем более что экономика стала глобальной, но политические решения в области экономики по-прежнему в основном принимаются на уровне отдельных правительств.

Однако в отличие от первой половины ХХ века, существуют такие организации, как ЕС, и такие силы, как китайская финансовая мощь. ЕС запрещает своим членам следовать экономической политике, идущей вразрез с принципами европейского свободного рынка, и вряд ли кто-то захочет откровенно рвать с Брюсселем даже ради электоральных выгод. Что же касается обоих берегов Тихого океана, то любая попытка давления или защиты от, скажем, китайского производителя рискует привести к отказу китайцев от покупки облигаций госдолга США. А это гораздо страшнее, чем несколько десятков тысяч безработных рабочих и инженеров.